Блог

Чечня, или военно-полевой рассказ. Часть 1

Поделитесь информацией с друзьями
Share on Facebook
Facebook
Share on VK
VK
Tweet about this on Twitter
Twitter
Share on LinkedIn
Linkedin
Pin on Pinterest
Pinterest
Share on Reddit
Reddit
Email this to someone
email

Что-то мысли все засуетились, как решил приступить к изложению этой истории. С чего начать не сориентируюсь…

То ли с того, что у меня в то время нарисовался кризис среднего возраста, и поэтому казалось, что срочно нужна какая-то встряска, чтобы кризис не разросся как инфекционная болезнь по всему организму и не заразил всех окружающих.

То ли с того, что я считал своими корнями Кавказ, потому что мой дед по отцовской линии родом из Владикавказа, и жил на Тбилисской улице в доме 13, из окна которого через темный сад на небосклоне вырисовывался двугрудый красавец Эльбрус.  Бабушка же моя по отцу была дочерью Артемия Подгорного, атамана терских казаков станицы Ермоловская, ныне Алхан-Кала, пригорода Грозного.

То ли с того, что на новом месте работы я познакомился и очень дорожил жизненными и профессиональными советами и наставлениями заведующего хирургическим блоком, хирургом, что называют от Бога, чеченцем Висалием.

То ли с того, что шла вторая Чеченская война, на которой гибли наши ребята, как опилки, брошенные в пламя. Война, на которой российскими танками сравнивали могилы на кладбище, где похоронены были тысячи православных, в том числе семья атамана Подгорного и дочь его – моя бабушка. И мне нестерпимо захотелось поклониться их праху и помянуть их не только на панихиде, а на земле, на которой они жили, в Алхан-Кале.

Все сошлось воедино в тот день, ничего не предвещающий, обычный слякотный, осенний день сентября.

В конце дня в эндоскопическое отделение слетались хирурги как пчелы на мед (не стал их сравнивать с другими известными в народе насекомыми, которые тоже слетаются – это же хирурги, трудящиеся без устали, именно, как пчелы). С общей хирургии, с дистанционной литотрипсии, отделения урологии врачи приходили к нам после операций поделиться дневными новостями и покурить. Это свободное задымленное пространство с заднего входа в эндоскопию и было тем самым привлекательным тихим и укромным местом, где никогда не ходила нога, и никогда не засматривал глаз проверяющего.

Первый, и гораздо раньше всех остальных пришел Висалий. Худющий, с орлиным носом, всегда гладко выбритый и хорошо пахнущий, но с неизменной длины рыжими густыми усами, аккуратно подстриженными и четко занимающими пространство над верхней губой. В наглаженной и накрахмаленной рубашке, непременно повязанным с замысловатым рисунком и цветом галстуком в, казалось, зацементированном воротнике, в котором ютилась тоненькая жилистая шея, управляющая головой с вселенской мудростью, он входил и перехватывал взгляды всех своим орлиным взором, все разговоры прекращались, он становился душой компании, заводилой и тамадой.

Закурив, он продолжал молчать. Мы были с ним пока одни. Представлялось, что он где-то далеко, у себя в горах, скачет на вороном коне, с развивающейся гривой. Нет, это просто осенний ветер, холодный ветер задул в наше приоткрытое окно. Он очнулся, увидел меня и как будто этому удивился.

«Помнишь Ибрагима», – спросил он меня.

«Дедушку Ибрагима?»- уточнил я.

«Ну, наверное, еще раз привезет его на лечение», – подумал я.

Это был очень известный старейшина одного из чеченских тейпов Готиговых из Гудермеса. Старенький седой дедушка, с помутневшей катарактой на одном глазу, которая мешала ему сосредоточить взгляд на разговаривающим с ним человеком, и из-за этого создавалось впечатление, что дедушка смотрит как-то сквозь тебя и становилось немного жутковато. Обычно слева и справа от него стояли крепкого телосложения молодые джигиты, что добавляло также некоторого напряжения при беседе, но это только в начале разговора, и то те, кто не знал дедушку Ибрагима. Я думаю, что это была не охрана, а просто внуки или правнуки, в качестве уважения и предвосхищения всех его желаний они находились подле него, да и помогали они ему при передвижении. Передвигался он исключительно на коляске, и не потому, что он был немощен в теле, напротив, он крепко и уверенно жал руку при встрече. У дедушки Ибрагима к его 90 годам развилась жуткая бронхоэктатическая болезнь, да, еще двусторонняя. Это болезнь подразумевает мешотчатые расширения бронхов, которые уже не могут самостоятельно очищаться от мокроты и в них скапливается огромное количество бронхиального секрета. Вязкий секрет загнаивался, приводил к воспалению, он заполнял все просветы бронхов и возникала жестокая одышка из-за нехватки воздуха, которая и лишала человека перемещаться самостоятельно в пространстве. Одно спасение при таких состояниях – аспирация и удаление этого секрета и гноя с помощью отсоса при выполнении лечебных санационных бронхоскопий, добавления в легкие через бронхоскоп специальных ферментов, которые разжижали бы бронхиальный секрет, что позволяло хоть немного в течение дня после лечебных процедур откашливать его самостоятельно. Что мы и выполняли в нашем эндоскопическом отделении курсом от 5 до 9 сеансов через день в регулярные заезды в наш город дедушкой  Ибрагимом.

Так как Висалий был главой чеченской диаспоры в нашем городе, и родом был из Гудермеса, к нему часто заезжали и обращались за помощью его земляки. Ну, а во время войны, сами понимаете, какая бронхоскопия в Гудермесе….

Так я и понял, что надо готовить бронхоскопический кабинет под расписание процедур дедушке Ибрагиму, которого уже полюбило все наше отделение за его мягкость, терпеливость и чрезвычайное уважение, и благодарность не только врачам, но и всей команде – медсестрам, санитаркам, медрегистраторам, медстатистам.

«Не сможет он этой осенью приехать… Старый стал, ослаб, да и дыхательная недостаточность нарастает, ты ж понимаешь…» – начал Висалий издалека,- «хотели его определить в Махачкалу в госпиталь, так отказался…» Я молчал, слушал его и не мог понять, – «Посоветоваться, что ли хочет со мной, что делать дальше…»

«Ибрагим говорит, что жить осталось немного, довериться может только тебе в последний раз»,- сказал Висалий и взял долгую паузу. Я молчал, а в висках стучало молотом. Я ничего не понимал и не мог логически закончить его фразу. Висалий закончил ее сам, посмотрев в глаза мне: «Андрей, ехать надо тебе в Гудермес…»

Я,  еще не понимая, что происходит, на автомате спросил: «Когда?»

«Завтра, а лучше сейчас, ребята уже ждут»,- ответил Висалий,  хватающий коня сразу под уздцы и не ожидающий отказа. Он выглянул в распахнутое окно и махнул двум накаченным, чернявым коротко стриженым парням с богатой растительностью на подбородках. Висалий что-то сказал им быстро по-чеченски, они тут же сели в вороной 600-й «мерен» и плавно стали ретироваться к пандусу для скорой помощи у входа в травпункт.

Я начал, было, аккуратно так, препираться и искать несерьезные отговорки – где взять такое крутое оборудование в Гудермесе, кто меня сейчас отпустит при таком возросшем осеннем потоке больных, как мне оформить отсутствие, отпуск то я уже в августе отгулял, и, что я жене скажу…

Висалий тихо улыбнулся, и по-доброму, по-отечески спросил: «Ты сможешь поехать?» Висалий понимал, что он несет большую ответственность за меня, прося меня прокатиться в город во время боевых действий, и обратиться мог только к другу. Как другу, я не мог ему отказать, понимая как это важно и для него, и для дедушки Ибрагима, и кивнул уверенно: «Конечно, могу».

«Тогда собирайся. Все договорено. Главный врач разрешил взять наше оборудование под мою ответственность. Оформим тебе командировку. С женой твоей лично поговорю. Ежедневная спутниковая связь на почте, ты уже внесен в списки допуска к ней. Если будут проблемы в Гудермесе, там стоит под парами армейский вертолет, живо тебя вывезут оттуда. Ну и потом, ты же спецназовец, не все еще забыл», – неудачно в конце пошутил Висалий.

Мы быстро собрали все необходимое оборудование, расходные материалы, дезсредства, лекарства и забили до отказа багажник «мерена», пыхтящего на холостом ходу возле входа с торца нашего корпуса.

Расставание и объяснение с супругой были меньше 10 минут. Сказал, что надо ехать, что пусть подойдет завтра на работе к Висалию, он подробно все объяснит. Сухо с моей стороны, без эмоций и  объятий. В ее глазах появилась влага,  собирающаяся в блестящие полоски на щеках и падающая на пол острыми стекляшечками. Два мелких сына вышли из своей комнаты, понимая, что что-то происходит, недоступное их детскому сознанию, встали у двери и вопросительно смотрели то на меня, то на плачущую маму. Я потрепал обоих по голове, велел ухаживать и помогать мамке, взял дорожную сумку со сменным бельем и вылетел на улицу, не закрыв дверь, предоставив это сделать моим домашним. Ком в горле душил меня…

Пока ехали, в районе Волгограда, я позвонил Висалию и попросил его не оставить мою семью, если что случиться со мной. «Что с тобой случиться?» – рассердился он в трубку, – «я за тебя головой своею отвечаю, с тебя глаз не будет спускать все мужчины тейпа, ты ни одного шага не сделаешь один», – успокаивал меня Висалий. Но тревога все равно витала вокруг меня.

©

Версия для печати

Захромал железный конь? Зайди, советую

Есть мнение

Человек приобретает новые знания в той мере, в какой отваживается признать свое невежество.

Бибихин В. В.
Из философского наследия

Задайте вопрос доктору

Вопрос для защиты от спама. Введите ответ с большой буквы:

Отправляя персональные данные из этой формы, Вы подтверждаете свое согласие на обработку персональных данных и соглашаетесь с политикой конфиденциальности.

Вход/Регистрация